Вчера в России отмечался День памяти жертв политических репрессий. Дата была выбрана в память о голодовке, которую 30 октября 1974 года начали узники мордовских и пермских лагерей в знак протеста против политических репрессий в СССР. Они объявили 30 октября Днём политзаключенного в СССР. Официально этот день был утверждён постановлением Верховного Совета РСФСР от 18 октября 1991 года «Об установлении Дня памяти жертв политических репрессий».
Годы всё больше отдаляют нас от советского времени. Кажется, на что человеку современному, успешному, легко путешествующему по миру, запросто общающемуся по видеосвязи с друзьями за пределами континента, вспоминать скорбные события седой старины: о страданиях людей, о невинно убитых, преданных близкими, забытых друзьями, о порушенных семьях и поломанных судьбах. У него вот интернет, всевозможные гаджеты, новости со всего света, нескончаемый поток информации, свобода передвижения и вероисповедания.
Но «… тот, кто забывает об истории, обречён на её повторение». Первым эту мысль в своих работах высказал философ и писатель Джордж Сантаяна ещё в первой половине минувшего века. Думаете, с того времени что-то изменилось?
И чем старше становится человек, тем яснее понимает эту непреложную истину, с годами всё больше начинает искать информацию, которая бы восполнила пробелы в его исторической памяти, помогла заглянуть в прошлое, чтобы увидеть жизнь глазами своих предков, постараться понять и открыть что-то очень важное для себя и в себе.
Прошлое никуда не уходит
Примерно в начале сентября нынешнего года в хуторе Греческом на пороге часовни в честь иконы Богородицы, именуемой Благодатное Небо, кто-то, пожелавший остаться неизвестным, оставил железный ящик: по виду напоминающий сейф, очень старый, вероятно, долго хранившийся под землёй, с крышкой, помятой чем-то внушительным, наверное, ковшом трактора или экскаватора.
Придя в часовню на молитву, местные жительницы сильно удивились подношению. Но настоящее удивление ждало их впереди. Открыв ящик, они обнаружили в нём деревянный православный крест, а под ним священническое облачение. Благоговейно развернув слежавшуюся от времени ткань, женщины увидели, что это епитрахиль*, под которой находились также сильно слежавшиеся малый покровец* и покровец, называемый воздух, используемые в церковных таинствах.
Можно было предположить, что тот, кто оставил эти святыни — случайно нашёл их. Что с ними делать — не знал. Но, понимая, что каждый из этих предметов бесценен для любого христианина, решил передать их верующим самым простым способом — оставить у ближайшего храма, в данном случае на пороге придорожной часовни. А прихожанки передали эту находку на хранение в Крестовоздвиженский храм города Туапсе.
Из уст в уста
Когда я впервые услышала об этой истории, буря чувств и мыслей всколыхнула мою душу. Сразу вспомнилась история нашей семьи, давно-давно слышанная мною от моего деда Неженцева Пантелея Ивановича — жителя Греческого. Тысячу раз жалею, что тогда, будучи ещё подростком, я невнимательно слушала его, не понимала, зачем и кому нужны истории о событиях, которым я не была свидетелем, о людях, которых давно нет на свете.
А дедушка рассказывал, как до революции 1917 года его родители, Иван и Матрёна Неженцевы, с детьми, а их было в семье 13 душ, из Крымска переехали в здешние места. Власти царской России, стараясь привлечь население на новые земли вдоль побережья Чёрного моря, нарезало людям земельные наделы. Такой надел на горе Пеус получила и семья Неженцевых. Там же поселилось ещё несколько семей, образовав хутор.
Старожилы, наверное, ещё помнят, что в 70-80-х годах минувшего века на Пеусе можно было увидеть одичавшие, заросшие лесом алычовые сады, виноград, яблони. Это всё, что осталось от селения, некогда брошенного людьми. А ушли оттуда жители к концу 30-х. И неспроста.
Неженцевы были, как и многие в то время, людьми верующими. Особой набожностью отличался прадед Иван. Несмотря на отдалённость селения от посада Туапсе, где на то время действовала единственная в округе Крестовоздвиженская церковь, он в воскресный день шёл на молитву в храм. Я не знаю, как прадед принял Октябрьскую революцию 1917 года и как отнёсся к власти большевиков, вскоре утвердившейся на всём Черноморском побережье. Знаю только, что мой дедушка Пантелей участвовал в Гражданской войне на стороне Красной Армии, был ранен и всю жизнь носил в ноге осколок. Впоследствии, в 1984 году, именно эта рана послужила этаким спусковым крючком его преждевременной смерти.
Не могу определённо сказать, какими были отношения между прадедом Иваном и его детьми. Очевидно, что сложности были, несмотря на то, что старшие — сын Пантелей и дочь Надежда, оставались глубоко верующими христианами до конца своих дней. Но об этом позже.
В истории Советского государства 30-е годы — время жестоких политических репрессий. По надуманным обвинениям в тюрьмы, под расстрел, в ссылку, в лагеря и на рудники попадали тысячи людей. Не минула эта горькая участь и нашу семью.
Когда в стране начались гонения на священников и храм в Туапсе закрыли, прадеду Ивану церковная община доверила хранение культовых предметов, в частности, тех, без которых нельзя было вести службу в храме.
О том, что семья прятала у себя на Пеусе епитрахиль, крест и другие православные святыни, рассказывала мне также дедушкина сестра Елшина (Неженцева) Феодосия Ивановна.
Жители хутора собирались на коллективную молитву у Неженцевых. Вскоре к ним в дом с обыском нагрянули сотрудники НКВД. На допросе прадед Иван признал, что верит в Бога, но в хранении церковных реликвий не сознался. Обыск прошёл безрезультатно, только это не помогло семье. Прадеда арестовали и сослали в лагеря на Соловки.
Судя по тому, каким крепким был дед Пантелей, выше двух метров ростом, с удивительной лёгкостью в свои преклонные годы переносивший чувалы с зерном, не менее сильным и здоровым был прадед Иван. Он вынес суровые условия соловецких лагерей и, отбыв назначенный срок, остался там на поселение.
Незадолго до смерти прадеда Пантелей навестил своего отца. Расставались они по-хорошему. Иван проводил сына в обратный путь, а сам, возвращаясь домой по зимнику через болото, провалился, вымок и простыл, получил воспаление лёгких и вскоре умер.
Указал Иван сыну место, где спрятал церковные святыни, или нет — неизвестно. Может, указал, да Пантелей не смог найти. А может, и не искал, ведь в те годы в нашей стране церковь всё ещё была в опале.
Нити истории
Нет никаких доказательств и того, что святыни, которые прятал от безбожников прадед Иван, и ящик с крестом и священническим облачением на пороге часовни в Греческом — одно и то же. Хотя вполне логично предположить, что так оно и есть. В последние годы в наших горах, в том числе и в районе горы Пеус, активно велись работы по прокладке нефтепровода Тихорецк-Туапсе. Не исключено, что именно в ходе этих работ и был обнаружен клад со святынями. Кто бы ни был тот, кто оставил его на пороге часовни, спасибо ему. Ведь его дар послужил началом дальнейших поисков, которые привели меня в Туапсинский историко-краеведческий музей имени Н.Г. Полетаева. Выяснить судьбу священника Крестовоздвиженского храма, чью епитрахиль в 30-е годы прошлого века так бережно хранил мой прадед, помогли директор музея И.Г. Банько и старший научный сотрудник М.Ю. Куадже.
Из заявления и.о. директора музея Т.А. Чекрыгиной на имя начальника Туапсинского отдела ФСБ: «…одним из настоятелей Крестовоздвиженской церкви города Туапсе был отец Леонид (Леонид Алексеевич Акимфиев). Родился он, предположительно, в Темрюке. До 1938 года служил в Крестовоздвиженской церкви г. Туапсе, Жил напротив церкви на улице Московской (Полетаева). После закрытия церкви служил в одной из церквей на р. Кубань.
В годы Великой Отечественной войны, после освобождения станицы от фашистов, трое военных отвели его на берег р. Кубань и потребовали отречься от бога. Отец Леонид наотрез отказался. Не расстреляли его, по рассказам родственников, потому, что его сын воевал в Красной Армии. После войны Акимфиев Л.А. был осужден (за что?) и отсидел в Твери 10 лет. После освобождения жил в Анапе и похоронен там же.
На фотографии, прилагаемой к письму, — Акимфиев Леонид Алексеевич. Снимок сделан в Анапе. Других сведений об этом человеке у нас нет». 
А вот ещё один документ, который проливает свет на историю, или ещё больше ставит вопросов. Это ответ из Российского государственного исторического архива, датированный июнем 2004 года, на запрос Т.А. Чекрыгиной о Крестовоздвиженской церкви в Туапсе. Из него следует, что «… 20 числа ноября 1841 года в форт Вельяминовский № 6 батальон была прислана из Комиссариата походная церковь со всею утварью и полным кругом церковных книг… 6 марта 1842 года сделано распоряжение об освящении церкви…» Далее от 29 января 1849 года… с имения бывшего командира Черноморского линейного № 7 батальона, умершего подполковника Лако определено ко взысканию 5100 руб. 82 коп сер(ебром) следующие в выдачу нижним чинам погибшим в форте Вельяминовском и умершим, после которых не осталось наследников, ….означенные деньги обратить на построение в форте Вельяминовском церкви, в которой ежегодно в день взятия оного горцами совершать в церкви панихиду по убитым…»
Преосвященнейший Димитрий, епископ Сухумский, в рапорте от 16 июля 1909 года указывает, что «в посаде Туапсе существуют 5 учебных заведений, из коих одна церковно-приходская школа… во всех этих учебных заведениях законоучителем должен состоять местный священник… Так как при Туапсинской церкви существует один штат причта (без дьякона)… просит об открытии при Крестовоздвиженской церкви п. Туапсе второго штата причта из священника и псаломщика… Синодальным определением от 8 марта 1911 года постановили удовлетворить ходатайство…»
Отсюда вполне возможно, что в Крестовоздвиженской церкви Туапсе в 30-е годы минувшего века помимо отца Леонида служили и другие священники. Но так ли это и что с ними стало, пока неизвестно. Верю, что как послание из прошлого века был найден сейф со святынями, так и восстановится память о людях, некогда живших на этой земле, появятся свидетельства из судеб, а может быть, и незримого подвига.
Зачем нам это надо?
Уходят из жизни люди старшего поколения, унося с собой в небытие свидетельства о времени, в котором они жили. И появляются те, кто в силу разных причин стараются исказить, обелить или, наоборот, очернить прошлое – правда ведь у каждого своя. Но история наука объективная. И нам просто надо её знать, делать из этого свои выводы, извлекать уроки и не повторять чужих ошибок.
Держу в руках деревянный крест, очень простой, ничем не украшенный, от времени и условий, в которых он хранился, готовый рассыпаться. Он почти невесомый, но в то же время будто излучает силу. Пытаюсь понять человека, пытавшегося спрятать от уничтожения и передать потомкам самое дорогое, не золото-серебро, а эту святыню. Может быть, и ему, как прадеду Ивану, пришлось многим пожертвовать ради своего поступка, своей жизнью, счастьем семьи… Стоило ли это того? Каждый для себя ответит на этот вопрос по-своему. Для меня ответ однозначный – да, стоило, чтобы таким способом дотянуться через время в наш век потребления и показать истинные ценности, научить поступать правильно и жить праведно…
Лидия ЧУХРАЕВА
Епитрахиль (греч. шея) – принадлежность богослужебного облачения священника и архиерея – длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь, спереди сшита или скреплена пуговицами, надевается поверх подризника или рясы. Символизирует благодатные дарования священника как священнослужителя. Без епитрахили священник и архиерей не могут священнодействовать.
Покровец — меньший покров, крестообразный, которым покрывается дискос или потир.
Возду́х — большой четырёхугольный покров, которым покрываются покрытые покровцами дискос* и потир**. Символически изображает плащаницу, которой было обвито тело Иисуса Христа.
*Дискос (греч. – круглое блюдо) – богослужебный сосуд, представляющий собой небольшое круглое металлическое блюдо с плоским широким краем, окаймляющим мелкое плоское дно; дно укреплено на невысокой, как правило, ножке, с небольшим яблоком, или утолщением, в середине, ножка переходит в широкую круглую подставку обычно меньших размеров, чем блюдо дискоса.
**Поти́р — сосуд для христианского богослужения, применяемый при освящении вина и принятии Святого Причастия. Как правило, потир — глубокая чаша с длинной ножкой и круглым основанием, большим по диаметру.
