Сделано в окопе, в 1942-м

116

25 сентября мы отмечаем важную дату – юбилейную годовщину начала Туапсинской оборонительной операции. Ровно 80 лет назад немецкие войска в результате наступательных действий вышли к реке Пшиш, горе Семешхо, к Гойтху и Шаумяну.

Круглая дата – ещё один повод поговорить о Великой Отечественной войне на страницах газеты. 

За помощью в этом деле мы обратились в историко-краеведческий музей обороны Туапсе.

Исполняющий обязанности директора музея Иван Гридунов и старший научный сотрудник Олеся Захарова (на фото) предложили сразу несколько тем, которые могли бы быть интересны читателям. Выбор пал на  такой неожиданный, но весьма любопытный предмет, как окопное творчество солдат.

С одной стороны, рассказ о нём не даст нам общего представления о ходе сражений, их масштабе и значимости в контексте всей битвы за Кавказ. С другой – позволит погрузиться в атмосферу солдатского быта, понять настроение фронтовиков, оценить их моральный дух.

Иван Гридунов показывает нам две резиновых подошвы, на первый взгляд, совсем обычные стельки.

– Найти их было не так просто, – объясняет Иван Владимирович. – Металлоискатель не реагирует на резину. Они вырезаны из покрышки – мотоциклетной или автомобильной – нам ещё предстоит выяснить, на резине осталась маркировка. Это блиндажные тапочки. Верх не сохранился, а подошва уцелела.

Осень 1942 года была рекордной по дождям. Для солдата крайне важно успеть просушить одежду и обувь. Поэтому окопные тапочки – это не какая-то прихоть изнеженного человека, а насущная необходимость: дать отдохнуть ногам и в это же время очистить от налипшей грязи свои ботинки или сапоги, просушить их у печки. Видно, что эти тапочки сделаны мастером. По периметру прорезана борозда, чтобы скрыть нить прошивки. Дырки от иглы аккуратные, на равном расстоянии.

А вот, кстати, и сама печка – не та, которую устанавливали в блиндаже, а маленькая, для траншеи – узкой и неглубокой (в нашем грунте сильно не углубишься). У такой печечки можно погреть руки, высушить портянки, вскипятить на ней воду, наверное, что-то состряпать. Изготовлена из немецкого бачка для еды – овального в горизонтальном сечении, в нашей армии  были почти такие же. Снизу сбоку грубо, скорее всего, штыком, прорублено отверстие для дров.

Вообще окопное солдатское творчество можно поделить на две категории. Первая – это изготовление вещей необходимых, той же печки, вторая – для души, чтобы скоротать немногочисленные и непродолжительные, но всё-таки бывающие минуты затишья. Чёткой грани между развлечением и практичностью нет. Вот, например, ложки – разной формы, из разных материалов. Кто-то укорачивает ручку, чтобы предмет удобно умещался в кармане. Кто-то делает её объёмнее, чтобы зачерпнуть побольше. Кто-то пишет инициалы, чтобы не перепутать с чужой. Кто-то выцарапывает рисунок…

Из квадратика латуни пушечной гильзы боец хотел сделать себе пряжку для ремня. Похоже, штык использовался как зубило, а камень – как молоток. Но сноровки не хватило: в одном месте умелец перерубил металл там, где должно быть цельно. Выкинул испорченную заготовку и, наверное, продолжил попытки с другим куском латуни. А плоский, частично порубленный квадратик – теперь музейный экспонат.

На одной стороне походного котелка выбито «Хасиев», на другой – «Ваха». Один это человек или два земляка, пользовавшиеся одним предметом, – мы уже не узнаем. Интересно, что Ваха (или Хасиев) украсил котелок рисунком. Рисунок  – что-то вроде чеканки, вместо керна боец, должно быть, использовал вытащенную из патрона пулю. Скорее всего, скучая по родным местам, изобразил лошадь в стойле.

Деревянная рукоять ножа разведчика тоже украшена рисунком: олени, забор, значки картёжной масти. Можно предположить, что у бойца было лагерное прошлое. (Этот нож передан в музей людьми, а не найден в окопе, поэтому и рукоять не сгнила в земле.)

Музейщики говорят, что им попадались неприличные рисунки или надписи на личных предметах – явно авторства бойцов с тюремным прошлым, но такого мало, в основном –  патриотическая символика: звёздочки, серп, молот. Морпехи обязательно изображали якоря и штурвалы, кто-то обозначал вехи своего боевого пути (на самодельных ножнах из гильзы надпись: «Крым»). 

Окопное творчество характерно тем, что под рукой нет никаких инструментов. У многих солдат, как известно, имелись зажигалки из патронов, но это изделие совсем не окопное. Оно требует клёпки, пайки, сверления, то есть работы в мастерской. Из подков делали кресала, выручавшие во время затяжных туапсинских дождей, когда спичек или нет, или они мокрые – но кресало в окопе тоже не произведёшь, тут нужна кузница.

А вот соорудить из гильзы ракетницы или артиллерийского снаряда керосинку, из авиабомбы – буржуйку, вырезать из консервной банки звездочки для офицерского погона, выточить из ракушки пуговицу взамен разломанной или оторвавшейся –  с горем пополам, при наличии сноровки, в окопе можно. Грубо, ненадёжно, не сказать чтобы очень красиво – но можно! 

У немцев быт был налажен лучше, чем у красноармейцев, но и у них траншейное искусство имело место. Например, Олеся Захарова рассказывает, что в наших лесах находили елочные игрушки, вырезанные немцами из консервных банок – так они отмечали Рождество в туапсинской сырости и слякоти.

Поделки красноармейцев находят не только в местах  былых боёв. Они попадаются на южном склоне Семашхо, где сражений не было, но находился госпиталь. У скалы Киселёва бойцы отдыхали от боёв – и тоже мастерили какие-то нехитрые штучки. Зенитчики – во время дождей, когда авианалёты прекращались, тоже как-то коротали время, что-то выпиливая, вытачивая, вырезая на боевом посту.

И если вам любопытно посмотреть на эти нехитрые, но крепко берущие за живое произведения, приходите в музей обороны.

Мы же через какое-то время обязательно туда вернёмся, потому что у сотрудников музея в запасе множество интересных тем – не на одну газетную статью.

Владимир БЕЛЯЕВ