Большинство людей не готовят себя в герои. Они хотят жить спокойной жизнью, растить детей, зарабатывать деньги, иногда устраивать праздники с родными и друзьями. Но время распоряжается по-своему, бросая в экстремальные ситуации тех, кто к этому совсем не стремился и не готовился. Так было и с ними, кто, ликвидируя последствия аварии в Чернобыле, расплачивался после за это своим здоровьем, а то и жизнью.
История туапсинки Елены Барбул — счастливее, чем у многих других, работавших в зоне отчуждения. Тем не менее она признаётся, что время от времени её охватывает жуть от того, что там произошло, и от того, что могло произойти с ней, — если бы повезло чуть меньше.
В Чернобыль она попала в первые дни после взрыва. Тогда ей не было и двадцати. Она жила в Полтаве, куда уехала из Туапсе к своему дяде, чтобы учиться в местном техникуме мясо-молочной промышленности. Как молодого специалиста её часто посылали в командировки: юная, незамужняя.
— Да мне и самой нравилось ездить, — рассказывает Елена Анатольевна. — Новые места, новые люди — интересно. В этот раз меня командировали в Киев, работать в столовой лётного училища. Но проработала я там совсем недолго.
Через четыре дня ей вдруг сообщили: «Поедешь в другое место. Какой у тебя размер одежды? Сорок шестой? Хорошо».
Мало кто тогда в полной мере понимал, что произошло на Чернобыльской АЭС имени В.И. Ленина и насколько опасно там находиться. Елена тоже не придавала предстоящей поездке большого значения: надо, значит, поеду. Её, двух других поваров и шестерых солдатиков-кухрабочих посадили в автобус и повезли к месту аварии.
Задача была — кормить ликвидаторов. Сначала жили и готовили в палатках — в 6 километрах от реактора. Ходили в выданных комбинезонах — вот и вся защита.
— Помню, не по себе стало от тишины, которая там была, — продолжает Елена Анатольевна. — Пустые дома, двери открыты, коровы бесхозные гуляют. Нам строго-настрого запретили входить в покинутые жилища, сказали, что это будет расцениваться как мародёрство.
Через несколько дней коллектив столовой перевели в кафе «Дружба» — за это время помещение обработали. Повара и кухрабочие в кафе не только работали, но и квартировали — места хватало на всех. Выходить за порог запрещалось. Дисциплина была строгая. Партия ликвидаторов приезжала, им накрывали столы — они ели и уезжали. Завтрак, обед, ужин. Работа повара сама по себе тяжёлая, а тут ещё повышенная нагрузка плюс моральная обстановка.
— Кормили мы ребят вкусно и обильно, — вспоминает наша собеседница. — Ничего такого особенного, но лучше, чем в обычной столовой. Много фруктов, кисломолочка, минералка, пекли им разные булочки — всем нравилось. Снабжение было хорошее, Военторг денег не жалел.
В середине мая поваров отправили домой, им на смену прислали других. Елена Анатольевна отработала в зоне отчуждения недолго, дней десять — позже, когда радиация ослабела, туда стали командировать на месяц.
— В Киеве нас тщательно обследовали на полученные рентгены. Мне сказали: езжай к себе на море, отдыхай и лучше тебе, девочка, не рожать.
Дядя-военнослужащий в то время перевёлся в другое место. Родных в Полтаве у Елены не осталось, и она вернулась в Туапсе. Работала на рыбзаводе в коптилке.
Повстречала будущего мужа, несмотря на предостережения, родила двоих детей. Всё время была тревога, что радиация скажется на них, но обошлось. И сын, и дочь выросли здоровыми, сейчас уже завели своих детей.
— У женщины-повара, которая работала в том кафе уже после меня, потом развилось белокровие,— говорит Елена Анатольевна. — Насколько я знаю, таких молоденьких, как я, позже в Чернобыль вообще старались не посылать, берегли молодёжь… У моего мужа чем-то похожая история: прошёл Афганистан срочником – вернулся без единого ранения. Хотя видел там много всего, и некоторым его товарищам повезло гораздо меньше…
Сейчас Елена Анатольевна всё так же работает поваром — в «Каравелле», кормит портовиков.
Она не считает, что совершила что-то особенное. Просто так сложилась жизнь. И она благодарна судьбе, что для неё всё закончилось благополучно.
Владимир БЕЛЯЕВ
