В долине реки Пшенахо, в окружении гор раскинулось село Анастасиевка. Можно ли назвать его глубинкой? Всего каких-то 25 километров от Туапсе по хорошей дороге, транспортное сообщение налажено, есть магазин и амбулатория. Да и само село кажется достаточно большим для глубинки. Хотя, если разобраться, жителей в нём не так и много — не более 200 человек. Но чем же интересно это местечко? Думаю, не открою Америку, что долгие годы оно считалось чешским.
А исторически стало тем рубежом, за который к морю не пустили фашиста, ведь раскинулась Анастасиевка прямо у подножья гор Два Брата и Семашхо – здесь сама земля помнит осень 1942 года.
В материнском доме
Как всегда, мы приехали сюда без предварительной договоренности с кем-либо из жителей. Эффект внезапности – он всегда позволяет написать так, как есть на самом деле, без прикрас. И общение становится живым и интересным. В поисках жилищ коренных жителей зашли в дом к семье Колесниковых. Глава семейства Григорий Васильевич сказал, что жена его — чешка. Надежда Владимировна поправила: были в роду чехи по отцовской линии, а какая фамилия даже не знает. Её девичья — Белоножник, а отец по отчеству Казимирович. На вопрос, откуда чешский язык знает, говорит:
– Так мы ж все рядом жили, всё время общались, вот тут неподалёку дом Седлачеков был, с их сыновьями – братьями Александром и Витей дружили в детстве.
Надежда Владимировна вспоминает о войне, вернее то, что ей об осени 1942 года рассказывала мама – тогда Наденька была ещё совсем малышкой…
Пленных немцев — рослых молодых парней элитных эдельвейсовских подразделений – гнали с Семашхо через Анастасиевку. Но местные женщины даже при всём том, что перед ними были враги, — оставались человечными и выносили им поесть, хотя у самих-то еды было в обрез. Бомбили село сильно. В один из налётов бомба прямым попаданием разбила дом, где жила семья Надежды Владимировны. Её старшую сестру ранило, девочку забрали в окопы советские бойцы. Надя уцелела, потому что в тот момент сидела на руках у отца — он был непризывной из-за глухоты. Но Владимира Казимировича сильно ранило в ногу. Раненного, его отправили в госпиталь в Адлер, но время было упущено, началась гангрена, и глава семейства Белоножник умер. Похоронен он в Красной Поляне.
Когда Надя выросла, уехала работать в город. И вернулась домой только в 1988 году, когда не стало мамы. С тех пор они с мужем живут в материнском доме. На жизнь не жалуются, говорят, всем довольны. Несмотря на то, что возраст, да и здоровье не то, всё равно трудятся, в огороде копаются. Дети помогают, конечно. Но и сама чета Колесниковых смотрит на мир с оптимизмом.
– У нас всё хорошо, не нужно нам никаких потрясений, революций и митингов.
От хутора Шинкорина
Мы узнали несколько адресов, по которым живут оставшиеся в селе чехи, но кого-то не оказалось дома, другие просто не захотели разговаривать, сославшись на занятость. К счастью, нашлись и те, кто согласился рассказать о своих предках, кто чтит традиции и помнит былые времена.
На самом углу прямо напротив амбулатории стоит старинный дом семьи Шинкора. Наша газета писала о его хозяине, участнике Великой Отечественной войны Иосифе Иосифовиче — последнем в Анастасиевке ветеране. Фронтовика нет с нами уже два года. Его сын Николай рассказал немного об истории их рода на туапсинской земле. Прапрадед его приехал в 60-х годах XIX века с первой волной чехов-переселенцев из Австро-Венгрии. Надел земли для Шинкорина хутора был самым дальним — в районе нынешней Третьей Роты.
А вот дед Николая был по происхождению немцем, как гласит семейная легенда, попал на побережье после кораблекрушения. Решил здесь остаться и женился на одной из двух дочерей прадеда. Но, чтобы получить землю, ему необходимо было взять фамилию жены. А сам был, кажется, Гедельман. Или что-то вроде того. Построил большой дом, практически у въезда в Анастасиевку, а участок земли распределил между сыновьями. Поэтому во время коллективизации семья осталась с землёй.
– Деда своего я не знал, – говорит Николай. – Он не вернулся с войны, считался пропавшим без вести. Но, скорее всего, он погиб. Он и брат его попали в плен, дедушка был ранен и велел брату спасаться, а сам остался там. Где-то на Украине это произошло.
Сейчас братья Николай и Владимир Шинкора живут в отцовском доме, держат пчёл, качают мёд. Традиции стараются не забывать. У Владимира даже сохранился чешский букварь — по нему можно учить языку подрастающее поколение.
Шинкорины (так бы их называли местные чехи) являются родственниками по материнской линии Анатолию Владимировичу Мотычко. Его отец Владимир Эмануилович долгие годы собирал информацию о чехах-переселенцах. В его архиве есть множество фотографий селян, документы о продуктивности труда в Анастасиевском совхозе, вырезки из газет, письма из музеев. Мотычко-старший хотел издать книгу, но не успел. Все сведения незадолго до смерти он передал сыну. Мы с ним встретились уже после поездки в Анастасиевку – Анатолий Владимирович давно живёт в Туапсе. Он тоже обдумывает, как опубликовать отцовский труд. Ведь нынешнее поколение чехов уже мало интересуется своей историей. Но, думается, не дети, а внуки проявят к этой книге интерес, чтобы не потерять связь поколений.
Богемская не богема
Получается, что историю своих предков не многие из нынешних потомков чешских переселенцев помнят, а иные даже и не знают. И тогда человек, который сходу может об этом рассказать, становится настоящей находкой для исследователя. Такой находкой для нас, помимо Анатолия Мотычко, оказался М.В. Трупаков. Он русский, живёт в Анастасиевке с 1988 года, помнит старожил и их рассказы о былой жизни. Да и сам он человек пытливый и эрудированный. К тому же Михаил Владимирович был главой Георгиевского сельского поселения с 2008 по 2010 годы и знает о своём селе всё. Поэтому, когда мы застали его дома, очень обрадовались. Он начал рассказ, а мы заслушались.
Чехи, которые осели на туапсинской земле, через Украину прибыли сначала в Новороссийск из Богемии, предположительно из земель канцлера Австро-Венгрии, князя Меттерниха. На то было приглашение от российского императора Александра II – после окончания Крымской, а потом и Кавказской войн Черноморское побережье необходимо было осваивать. Казаки, которым предлагали здесь поселиться, не очень-то горели желанием переезжать: здесь нет хлеборобной земли, вместо чернозёма глина одна. Но самодержец считал, что земля без людей — это просто территория. А чехи были известны своим трудолюбием, к тому же после голода, который за несколько лет до того свирепствовал в Европе, перспективы иметь собственную землю и трудиться на ней были более чем радужными. Стоит отметить, что надежды российской тогдашней власти переселенцы из Австро-Венгрии впоследствии полностью оправдали.
Часть чехов осталась под Новороссийском. Они основали там сёла Кирилловку, Мефодиевку, Гайдук, а также заселились в Текос и Тешебс. Такова историческая ирония – в местах, имеющих адыгские названия, жили европейские славяне. Черкесы называли их чешскими колонистами.
Не все захотели задержаться там, в поисках своей «земли обетованной» часть семей отправилась вдоль побережья в сторону Сочи.
– Мне старожилы рассказывали, – делится Михаил Трупаков, – что иные из чешской общины были такими бедными, что до туапсинской земли добирались пешком, неся свой скарб буквально на руках. Ни лошадей, ни ослов у них не было, поэтому иногда грузили свои пожитки на собак.
Придя в долину реки Пшенахо, европейцы быстро освоились, принеся на эту землю свои обычаи и традиции, уклад европейской жизни, согласно которому поселились на хуторах. Документально известно о достаточно больших поселениях фамилий Кодерле, Одегнал, Шинкора, Седлачек, Мартынец, которые расположились вокруг военного поста Туапсинско-Чилипсинской кордонной линии (в 1872 году они уже значились как Чешские Георгиевские хутора»).
Но как рассказал Анатолий Мотычко, у его предков тоже был кусочек своей земли, и то место называлось Малый Ковт (Малый угол). Смею предположить, что хутора основывали более-менее зажиточные или, возможно, большие семьи, которые были способны обработать обширные угодья.
Среди чешских фамилий, что значились в этой местности, – Габриэль, Врабец, Мотычко, Балаус, Кутногорский, Слука, Копецкий, Кладенцкий, Грейзик и некоторые другие.
В 1902 году хутора объединились, образовав село Анастасиевку, своё название оно получило по имени дочери наместника царя на Кавказе великого князя Михаила Романова. Дело в том, что чиновникам было неудобно собирать налоги по хуторам, да и охранять чехов в отдалённых селениях было накладно. По одной из версий объединение хуторян произошло из-за одного печального случая — житель соседнего адыгейского аула якобы позарился на корову одного из чехов, но на самом деле, говорят, убили не корову, а вырезали целую семью. И как раз после этого власти прислали солдат и выставили охрану по реке с восточной стороны. Несколько лет там находились военные — сейчас это место известно как урочище Третья Рота.
В архиве В.Э. Мотычко значится, что первым старостой Анастасиевки стал Карл Карлович Одегнал. Когда появился костёл, то ему пришлось исполнять обязанности и старосты церковного. Более грамотного управленца, по свидетельству современников, среди переселенцев трудно было найти.
Село прирастало населением. В Новороссийском госархиве есть документ 1909 года, где значится, что в Анастасиевке на тот момент проживало 172 души.
Как уже упоминалось, чехи достаточно преуспели в области земледелия. Они возделывали каждый, даже самый крохотный, участок земли, и на этой, казалось бы, совершенно непригодной для сельского хозяйства почве умудрялись снимать большие урожаи овощей, фруктов, ягод. Выращивали даже чай, а кукурузу собирали дважды в год. Содержали они и скот, и птицу. Об успехах освоения Причерноморья чехами упоминалось в журнале «Ведомости императорских уделов». А в «Обзоре Черноморской губернии» ещё за 1897 год сказано, что несомненной заслугой чехов-поселян является введение удобрений при возделывании почв и рухадлового плуга, который позволял хорошо рыхлить и перемешивать почву, а также говорится про успехи в выращивании табака: «…Греки принесли с собой табаководство, но и на этом поприще были побеждены чехами».
Тогда в Туапсе было реальное училище, специализировавшееся на сельском хозяйстве. Так чехи вышли с инициативой выращивать артишоки, которые среди аристократии и богемы пользовались большой популярностью. Кроме того, предложили специалистам училища заложить большие парниковые хозяйства, чтобы выращивать рассаду капусты для регионов средней полосы России. В этом деле они знали толк, и в поздние годы посадочный материал от чехов продолжал славиться среди туапсинцев.
Обида — помеха в труде
Октябрьскую революцию чехи встретили достаточно спокойно: люди они были послушные и исполнительные. Новую власть приняли как есть.
Началась коллективизация, с ней – раскулачивание. По словам Михаила Трупакова, сначала раскулачивали самых богатых, потом середнячков, а потом уже и за бедных принялись.
– Дед С. Грейзика был активным сторонником коллективизации. Но потом и его прижали, – рассказывает Михаил Владимирович. – Однажды пришли и за ним. Благо, друг из НКВД предупредил заранее. Тот посадил семью в бричку и уехал в Адыгею, в Хаджох. Тамошний плодосовхоз, к слову, его трудами создан. Энкавэдэшники заявились через несколько дней, а человека нет. Ну, уехал и уехал. Всё же не военный агент — сделали вид, что не нашли.
В 1929 году крестьяне объединились в колхоз «Красный Октябрь». Первый его председатель Иосиф Людвигович Шинкора погиб на фронте во время Великой Отечественной войны.
Чёрным для Анастасиевки стал 1933 год. Из села в северный Казахстан «трудпереселенцами» были высланы более 20 человек с семьями. Однако на новом месте чехам-мужчинам сразу предоставили жильё и работу, женщины воспитывали детей. Ссылка длилась недолго, и вскоре анастасиевцы смогли вернуться в родное село. Хотя кто-то решил остаться в Казахстане.
Но чехи и тут на власть были не в обиде, продолжали трудиться. В войну многие ушли на фронт. Десятки из них остались навечно на поле боя. Некоторые из мирных жителей села погибли под немецкими бомбами. Другие спасались в эвакуации.
Сегодня в центре Анастасиевки стоит памятник советскому солдату. Инициатором его создания был Владимир Эммануилович Мотычко. Он хотел, чтобы в селе был прообраз монумента воину-освободителю в Трептов парке в Берлине.
После войны надо было восстанавливать жизнь в селе. Шло укрупнение мелких колхозов. В 1952 году анастасиевский колхоз объединили с георгиевским «Красным партизаном», и позже дали ему название «Дружба». Стали больше выращивать фруктов и даже виноград. Прекрасные сады вырастили колхозники, осваивались и лесные земли, на которых раскинулись плантации табака и кукурузы. Позже коллективные хозяйства были реорганизованы в совхозы. Но это никак не повлияло на производительность труда. Как мы уже знаем, чехи трудились как пчёлы. В записях В.Э. Мотычко значится, что бригада анастасиевцев в 60-х годах была известна на весь район. Когда стали работать по конечному результату, рабочие в месяц получали по 200-300 рублей, а это огромные по тем временам деньги. И это при том, что за продукцию садоводов платили немного.
– Они педантичны, как немцы, – делится Михаил Трупаков. – У них всё чётко было. Ни свет ни заря – они уже у себя в огороде. Потом трудовая смена в совхозе. А после – снова на своём участке. Под каждым деревцем пахали. И выращивали то, что приносило доход: огурцы, помидоры, кабачки. Я когда приехал сюда, всё удивлялся, какое село ухоженное, нет лишней травинки, канавки все чистенькие.
И практичные чехи были. Что выращивали у себя на огородах, продавали. Позже, когда появились автомобили, предпочитали покупать «Москвичи» — рессоры хорошие, багажник крепкий. К слову, машина была практически у каждой семьи.
По-чешски говорите? – Да, трошкУ
Долгие годы чехам удавалось сохранить свой национальный уклад жизни, традиции, быт. В школе-четырёхлетке дети почти до 1970 года изучали чешский язык. Под учебное заведение когда-то в пору коллективизации выбрали дом репрессированного чеха, который не вернулся. И стояло это здание прямо напротив нынешнего магазина. Анатолий Мотычко вспоминает свою учительницу Марию Петровну Кашуло, которая приехала в Анастасиевку из Пшады ещё в 1932 году. Здесь она вышла замуж и учила ребятишек в начальной школе. На войне супруг Марии Петровны потерял ногу, и школяры помогали чете Кашуло ухаживать за кроликами.
– За веточками в лес для пушистых ходили, – с тёплой улыбкой вспоминает Анатолий Владимирович. – А на каникулы нам всем раздавали по кролику на дом, и мы за ними ухаживали. Поэтому тогда в селе кролики были везде.
Между собой селяне общались на чешском. А. Мотычко с сестрой до сих пор на нём разговаривает, но, как признаётся, всё чаще переходит на русский. А дети его языка уже совсем не знают. Он и сейчас в разговоре упоминает чешские названия, образно говоря, районы села и окрестностей: Манькин Гай, Велкая Повка, Русский Копец, Данилов Копец, Дловги Дилы, Заградки, Балган. Кстати, слово «балган» мы услышали от жительницы села, не чешки, она указала нам в сторону за клубом. Как пояснил А. Мотычко, это означает окраина села на возвышенности.
А М. Трупаков свидетельствует, что до 70-х годов среди местных чехов преобладали нерусские имена, такие, как Франц, Иосиф, Карл, Людвиг, Амалия, Юзефа, Милослав/Милослава, Божена, Альжбета.
Михаил Владимирович вспоминает, что когда в середине нулевых в Туапсе приезжали спортсмены из Чехии (из города Устье-над-Лабем), они пожелали пообщаться с местными чехами. Тогда в клубе накрыли стол для почётных гостей, встречали радушно. Тренер чешских боксёров потом делился, дескать, речь до боли знакомая, а о чём говорят, не совсем понятно. Язык у наших остался тот, на котором общались ещё в XIX веке. Многие слова устарели и давно не употребляются в современном чешском — отсюда и трудности понимания.
А вот Анатолий Мотычко признался, что, будучи в Москве, случайно натолкнулся на группу туристов, и по речи — он понимал практически всё — было ясно, что они из Чехии. А ещё он рассказывал, что в конце 60-х годов, когда он уже покинул родное село (сначала служил в армии, потом учился в вузе), в Анастасиевку приезжали кинематографисты-документалисты из Чехословакии и снимали о жизни туапсинских чехов целый фильм. На плёнку записывали жизнь простых тружеников, уроки в школе. Потом отрывки киноленты показывали в телепередаче «Новь».
– Кинооператоры жили в доме моего отца, – говорит Анатолий Владимирович. – Месяца три снимали свой фильм. И потом спустя время приезжали к нему в гости. Вот бы найти этот фильм посмотреть!
Конечно, за долгие годы чешские традиции были несколько утрачены, чехи обрусели. Но что-то из их культуры и осталось. Например, национальная кухня — такое блюдо, как кнедлики (клецки из теста и картофеля, иногда с мясом), в иных семьях готовят до сих пор.
Я чех, но я россиянин
Жизнь в Анастасиевке, как, впрочем, и везде по стране, сильно изменилась с приходом перемен в СССР. В годы, когда началась жуткая инфляция, рубль обесценивался на глазах, и все накопления — а ведь на них трудились семьями долгие годы — в одночасье исчезли, превратились просто в красивые цифры на бумаге в сберегательной книжке. Оставшись у разбитого корыта, многие разъехались в поисках лучшей жизни, кто-то умер. Иные даже эмигрировали за границу.
– Возможность уехать была, – говорит Анатолий Мотычко, – но я сказал «нет». Я хочу жить там, где родился. Как бы трудно тогда ни было. Ведь всё меняется со временем, в жизни бывают взлёты и падения. И всё устаканилось. Здесь мои корни. Я горжусь, что я чех. Но я россиянин. Я знаю, что отсюда меня никто никогда не выгонит.
Послесловие
От того поколения, которое здесь было когда-то, уже ничего не осталось. Многие участки поделены и проданы. А что Анастасиевка? Она давно перестала быть чешской. Практически все жители работают в городе. Но если некому поддерживать село, да непростое, а исторически самобытное, национальное, то весь его традиционный уклад в один не очень прекрасный день просто исчезнет. Пока были живы старики, они являлись хранителями той анастасиевской жизни. Но ведь старались-то они не для себя, за потомков своих радели. Так неужели это всё можно потерять? Разве есть такое у нас право? Давайте объединимся и хотя бы на бумаге сохраним ту историю, что длится уже больше полутора веков. Не дадим ей исчезнуть в небытие и оставим после себя нашим детям и внукам этот памятный след. Хотя бы тем, что поможем издать Анатолию Мотычко книгу мемуаров его отца Владимира Эммануиловича — прямого потомка тех самых первых чешских переселенцев.
Ольга СЕДЛАЧЕК
P.S. Если кто-то хочет посодействовать в издании книги В.Э. Мотычко, звоните в редакцию, тел. 2-55-31, пишите: gazeta@tuapse.com (с пометкой Ольге Седлачек).
