Для каждого туапсинца Горка Героев — место святое, олицетворяющее гордость за родной город, выстоявший перед лицом, казалось, неминуемой гибели, благодарность его защитникам, павшим
и выжившим, и незабвенную, связующую поколения память. Один из авторов этого мемориала — Александр Петрович Крамник, отмечающий завтра свой 80-й день рождения. Рождённый 23 февраля, он одним только этим проектом вписал своё имя в историю Туапсе.
Но талант художника многогранен. В преддверии знаменательной даты
мы побывали в гостях у юбиляра.
В Туапсе Александр Крамник живёт с 1963 года. Родился в Краснодаре, там же окончил художественное училище, после которого получил распределение на Чукотку и даже обрадовался, что будет «нести культуру в массы на краю земли». Но врачи обломали крылья: «С вашим сердцем в таких суровых условиях долго не протянете». И тогда поменяли молодому художнику направление на южное, приморское.
Здесь Крамнику предложили работу в горисполкоме, отделе городской архитектуры, где он верой и правдой отслужил пять лет. Сначала был инженером-архитектором, потом стал главным художником города — к слову, первым в Туапсе.
При непосредственном его участии в Туапсе появились два главных монумента — мемориал Неизвестному Солдату с Вечным огнём на братской могиле и обелиск «Борцам за власть Советов» на площади у Дворца культуры моряков (нынешнего ГДК).
Место для Вечного огня искали долго, ходили по городу, присматривались, даже костёр на Горке Героев зажигали — видно его со стороны моря, заметно ли кораблям, или нет. Когда встал вопрос, каким должен быть памятник, Александр Петрович вспомнил, что на старом кладбище видел бесхозную разобранную типовую скульптуру, и предложил использовать её, если она в хорошем состоянии. И действительно, части все были в целости, скульптуру привели в порядок, довели до ума и водрузили на постамент. Спустя время туда провели газ. Было это в 1965 году. Именно в год 20-летия победы советского народа над фашистской Германией в Туапсе торжественно открыли мемориал.
А обелиск появился годом позже. Оформление его заказали в краснодарском худфонде, но молодой скульптор, приехавший творить, с поставленной самому же себе задачей, не справился. По задумке, на трёх барельефах он через лики хотел отобразить три эпохи, олицетворявшие революцию, Великую Отечественную войну и мирное время. Но что бы он ни лепил, выходило одно и то же.
— Я пришёл посмотреть, как идёт работа, — вспоминает Александр Петрович. — И предложил скульптору, дескать, дай на пустой площадке что-нибудь полеплю. Начал с революции, вылепил, тот увидел: «Так вот же у тебя получается, как надо». Потом пришли из горкома, посмотрели, одобрили. Поэтому пришлось мне доделывать и две оставшиеся стороны обелиска.
После «архитектуры» А.П. Крамник ушёл в художественную мастерскую горпарка. Её сотрудники были заняты рисованием плакатов, агиток. Это, по мнению Крамника, многих художников и погубило — ленились делать что-то большее, довольствовались тем, что есть. Но ему этого было недостаточно. Он писал картины, большие полотна. Пусть и получал меньше, но занимался тем, что нравилось. Старшее поколение туапсинцев наверняка помнит его панно «Узел связи» в одном из залов городского почтамта. Александру Крамнику потом рассказывали, что картину положительно оценила преподаватель Академии художеств из Москвы, которая отдыхала в нашем городе.
В фойе бывшей обувной фабрики на стене красовалась картина размером три на одиннадцать метров — тоже кисти Крамника. Первоначально ему поставили задачу отразить на ней тему «От Октября до наших дней». Но художник сумел убедить заказчика: так как основной коллектив фабрики — женщины, то и на картине лучше изобразить то, что связано с любовью, детьми, природой.
К сожалению, в 90-е годы с новым строем пришли и новые веяния,
крамниковские картины убрали. Где они теперь, Александр Петрович не знает.
Именно тогда, уже на закате ХХ века, Александр Петрович обратил свой взор к иконописи. Подумал: жизнь проживёшь и не останется ничего людям. Решил писать иконы для церкви. Отец Анатолий пригласил его оформителем Свято-Крестовоздвиженской церкви на Ленских рабочих. Священник предложил сделать это в более европейском стиле. Но художник возразил: именно русская икона — вершина духовности.
— Чем отличается картина на религиозные темы от иконы? — говорит А. Крамник. — На картину смотришь, можешь восхищаться мастерством, тонами, фигурами. Но не хочется молиться. А берёшь икону, пусть даже где-то и диспропорция в ней, но оттуда свет исходит.
В том храме почти всё написано рукой мастера, начиная со «Страшного суда» на входе и заканчивая алтарными иконами. Нижний этаж колокольни — там есть и фрески, и иконы — тоже расписывал Александр Петрович.
В часовне Михаила Архангела на улице Фрунзе художник создавал иконостас и витражи. А.П. Крамник вспоминает, что сначала хотел сделать настенные росписи, потом, обдумав всё, решил, что они утяжелят стены, значит, и атмосферу внутри, а вот витражи будут хорошо работать — солнца там, особенно летом, предостаточно.
Сейчас Крамник занимается оформление храма Св. Владимира в Октябрьском и маленькой церквушки в Гойтхе.
— Делаю это не потому, что когда-то мне может воздаться, а для людей, — делится мыслями мастер. — Считаю, что Церковь как институт необходима, потому что это последняя инстанция, куда обращается человек, когда не может найти выхода из трудной жизненной ситуации.
А какие картины нравятся ему самому? Александр Петрович признаётся, что всегда любил монументальное искусство, большие полотна, наполненные философским смыслом. Ему интересны работы голландского живописца Иеронима Босха, ведь до сих пор никто не может разгадать их тайный смысл. А врубелевского «Демона» он даже переписал на свой лад – посчитал, что демон — это прежде всего дух, а не мускулистый молодой мужчина.
Восхищение художника вызывают картины Рембрандта, Тициана, Веласкеса. Александр Петрович вспоминает момент посещения Русского музея в Ленинграде, тогда он сделал для себя открытие. Зашёл в зал – с одной стороны брюлловский «Последний день Помпеи», напротив «Медный змий» Бруни. В них всё идеально: великолепное знание рисунка и композиции, но восторга внутреннего почему-то не возникло. И вдруг вверху заметил картину Генриха Семирадского (о нём на истории искусств в училище не рассказывали) «Фрина на празднике Посейдона в Элевсине».
— В ней было столько солнца и пространства! Создалось впечатление, что если эту картину убрать, то в зале сразу станет темно и мрачно, — восторженно отзывается Александр Петрович. — Я до сих пор не перестаю удивляться, какие то были художники: такие огромные полотна, такие сложные композиции с массой народу, такая передача света и пространства!
Современные течения в живописи художнику претят. Он считает, что если надо доказывать, что картина красива, то это не искусство. Красота — это классика, понятная всем без исключения: и доктору наук, и необразованному дикарю.
Александр Крамник не устраивает персональных экспозиций. Скромно пишет картины в своей мастерской, он непомерно счастлив и благодарен судьбе, что у него есть свой небольшой уголок, где можно творить. Философствует: «Что успею, то успею». А пока работы, говорит, хватает: были б только силы.
Ольга СЕДЛАЧЕК
