Сегодня знаковая для страны дата — День защитника Отечества. В год 75-летия Великой Победы она приобретает особый вес, как и всё, что связано с Красной Армией, её героями и великим наследием, которое нам оставили наши деды и прадеды, победившие в жестокой схватке фашизм.
Один из них — наш земляк Иван Сетракович Сафарьян, уроженец Мессажая, в годы Великой Отечественной — разведчик, не раз смотревший в лицо смерти, а в мирное время — скромный житель Туапсе, достойный труженик и семьянин.
Ныне одна из его дочерей, Вера Ивановна, вспоминает, что в детстве учителя не раз передавали просьбы к её отцу прийти на школьную линейку и выступить перед детьми. Но всякий раз Иван Сетракович отказывался. Ему было больно даже думать о войне, не говоря о том, чтобы рассказывать публично.
Нет в России семьи такой, где б ни памятен был свой герой…
Родился Иван Сетракович в 1925 году в Мессажае, в многодетной семье Сетрака и Такуи Сафарьян. Его отец был уважаемым среди односельчан человеком. Несмотря на неграмотность, успешно руководил колхозом, был мудрым и работящим, вывел свой колхоз в передовые. Если сверху в колхоз присылали очередную директиву, он, стесняясь своей неграмотности, просил кого-нибудь из молодёжи: «Почитай, что там написано, а то у меня руки грязные…»
Когда началась Великая Отечественная, в рядах Красной Армии служил один из старших братьев Ивана — Артём. Он ещё до войны закончил военное училище и был лётчиком. Погиб в первые дни войны во время налёта вражеской авиации на аэродром под Киевом. После этого их брат Кивор, работавший на железной дороге, отказался от брони и добровольно ушёл на фронт. Известно, что был он отчаянным бойцом, отличался большой отвагой, не кланялся пулям, от пули снайпера и погиб.
Кроме этих двоих с фашистами боролись и пали смертью храбрых также братья Матвей и Геворг Сафарьяны.
А вот глава семейства Сетрак Мардиросович, которого призвали на фронт несмотря на его солидный возраст, и самый старший из братьев — Лёва, прошли через всю войну и вернулись домой живыми.
Отчизна позвала нас в бой
Ивану повестка из военкомата пришла в самом конце 1942 года. К тому времени ему едва исполнилось 17 лет. 
Ещё продолжались вражеские бомбардировки Туапсе, но фашисты уже начали пятиться назад, оставив Шаумян, станции Навагинскую, Пшиш. Собрав новобранцев, командование сначала направило их в Шаумян, но затем половину личного состава (в том числе и Сафарьяна), усадив на машины, повезли обратно в Туапсе и дальше на катерах отправили в сторону Новороссийска. Там в результате героического десанта 4 февраля 1943 года под командованием Цезаря Куникова образовался плацдарм для наступления советских войск, названный Малой землёй.
Малая земля — великая земля
Под покровом темноты в любую погоду к этому клочку земли отправлялись катера, доставляя подкрепление. За ночь нужно было выполнить несколько рейсов, и капитаны торопились. К берегу, остерегаясь мин и экономя время, не приставали, высаживая красноармейцев за сотню метров от кромки моря. Вместе с другими с борта в холодную воду прыгнул и Иван. Страха не было. Верх брало желание скорее вступить в бой. Плавал он хорошо, не в пример некоторым бойцам, раньше не видевшим моря. А ведь были и такие, кто до берега так и не добрался.
На суше пополнение встречали старослужащие, протягивая озябшим солдатикам шинели: «Сыночки, сюда, грейтесь…»
На передовой Ивана приняли приветливо. Пожилой старшина, заприметив невысокого роста новичка, с шапкой курчавых волос, тут же окрестил его «Баранчуком».
Много позже Иван повстречался на фронте с одним из своих земляков, Захаром Бедикяном, который, как оказалось, в одно время с ним воевал под Новороссийском, только был в артиллерии и стоял на другом берегу Цемесской бухты. Узнав, что Сафарьян был на Малой земле, тот воскликнул: «Как ты выжил в том аду?»
А Иван не просто выживал, он первым рвался в бой. Позиции советских войск были в каких-то 50 метрах от немецких окопов. Чтобы преодолеть это расстояние, свои головы сложили сотни наших солдат.
Иван Сетракович вспоминает, как в одну из атак они поднялись и, пробежав всего каких-то метров 30, вынуждены были отступить под шквальным огнём вражеских пулемётов. Спасаясь от пуль, Сафарьян вместе с ещё одним солдатиком прыгнул в бомбовую воронку, ожидая прекращения огня. Когда пулемёты притихли, он тронул плечо товарища: «Витя, давай наверх…», и тут же осёкся, увидев безжизненные глаза друга.
На следующий день на передовой стояла звенящая тишина. Ваню, как молодого и шустрого, послали посмотреть, что там у немцев творится. Он пополз. Тихо. Уже и немецкие траншеи рядом. Заглянул. Никого. Влево, вправо. Пусто. Враг отступил. «Ура!» — сколько было сил закричал Сафарьян, и эхом ему ответили бойцы, поднимавшиеся из наших окопов.
С первых дней на фронте Иван просил командира определить его в разведку. Но комполка запретил. Слишком молодой. Тогда Сафарьян чуть ли не со слезами стал уговаривать лейтенанта похлопотать за него перед начштаба. Выслушав просьбу, начштаба дал добро, но предупредил младшего офицера: «За Сафарьяна отвечаешь головой».
Так Иван попал в разведку. Не раз ходил за «языком». На нейтральной территории снимал вражеские мины. Самые страшные из них — противопехотные, с механизмом нажимным или растяжным. При воздействии заряд, начинённый железными шариками, взмывал вверх на полтора метра и разлетался, сея смерть.
Однажды Иван спас раненого старшину. Даром что тот был здоровенным дядькой. Сафарьян, с его невысоким ростом, смог вытащить его из-под огня.
На фронте можно было привыкнуть к полуголодному существованию, к холоду и даже к смерти. К чему нельзя было привыкнуть — к недостатку сна. В редкие минуты затишья бойцы засыпали прямо в окопах, несмотря на снег или дождь. Растолкает кто-нибудь такого, он открывает глаза, а вокруг вода по колено. Шинель мокрая, в сапогах хлюпает. На теле всё и высохнет. И, что интересно, никто ангиной или воспалением лёгких на фронте не болел.
Везунчик
После боёв за Новороссийск наши войска двинулись в сторону Анапы и Темрюка. Дальше часть направили под Киев.
В составе 591-го стрелкового полка Иван Сафарьян освобождал Украину. Вёл бои за Житомир. Местное население встречало своих освободителей с великой радостью. Приглашали в дома, делились своими скудными запасами еды. Если нужен был ночлег, стелили лучшее бельё, не обращая внимание на то, что солдатики давно не купались, одежда не стираная, да и вши были делом обыденным.
В память врезался эпизод возле небольшого украинского села Кропивня. Между боями выдалась передышка, и красноармейцы устроили баню. Наносили воды, поставили большую палатку. В этот момент откуда ни возьмись прямо в неё прилетел вражеский снаряд. Видать, поблизости работал корректировщик. Погибли все, кто был в палатке. А Ивану повезло, в это время он был в разведке.
Везение на фронте — штука важная. Был в жизни Сафарьяна случай, когда он, уклоняясь от очереди с вражеского самолёта, прыгнул в воронку. При падении шинель задралась и прикрыла бойца. Пули прошли мимо, как потом оказалось, в каком-то сантиметре от головы, оставив на шинели разрез.
А ещё запомнился случай, когда на Украине они с сибиряком Кашиным зашли в одну хату отдохнуть. Видно было, что до того в ней ночевали немцы, на полу солома расстелена. Вот Иван и прилёг на солому. А Кашин на печку полез, она ещё тёплая была. И тут рядом с окном разрыв снаряда. Окно низенько, Ивана стена и прикрыла, а Кашину, как сидел на печи, так осколками обе ноги и перебило.
Жить за себя и за погибших братьев
Правда, так везло Ивану Сетраковичу не всегда. Трижды в боях его контузило. После третьей контузии он какое-то время очень сильно заикался и товарищи над ним подшучивали: «А наш Ваня и на отдыхе, как пулемёт: «Та-та-та-та…»
С боями его 107-й стрелковый корпус прошёл Украину и вышел на границу с Польшей. В одном небольшом местечке завязался сильный бой. Вражеский пулемётчик, засевший на третьем этаже, не давал нашим бойцам поднять голову.
— Надо пальнуть по нему и ПТРа, — предложил Сафарьян солдату, укрывавшемуся с противотанковым ружьём рядом за развалинами.
— Слишком далеко, не достанет, — аргументировал тот своё бездействие.
Но Иван, оценив расстояние, поднял планку ПТРа, прицелился и сделал выстрел. Пулемёт умолк. А наш герой тем временем стал выцеливать немецкое орудие, которое гитлеровцы пытались подвезти на позицию. Понимая, что из противотанкового ружья пушку не уничтожить, он выстрелил по конной упряжке. Попал. В ответ фашисты открыли мощный шквал огня. В том бою солдат, у которого Иван брал ПТР, погиб.
После освобождения Польши советские войска вышли на границу с Чехословакией. Здесь, в Моравии, Сафарьяна тяжело ранил снайпер.
В госпитале, чуть оправившись от ран, солдат попытался было сбежать на передовую, где его боевые товарищи уже шли на Берлин. Ивана задержали и вернули в палату.
— Не торопись умирать, сынок, — увещевала его пожилая начальник госпиталя. — Без тебя войну закончат. А ты ещё такой молодой. Поживи…»
И он остался жить. За себя и за своих погибших братьев: молодых, полных сил, не успевших создать семьи и не оставивших наследников.
За мужество, проявленное в боях, Иван Сетракович Сафарьян награждён орденом Славы III степени, двумя орденами Отечественной войны и медалью «За отвагу». Ещё к одному ордену Славы он был представлен, но наградные документы затерялись.
Искать их Иван Сетракович даже не собирался. Не за награды он кровь проливал, а за Родину. И вообще, в жизни он человек очень скромный. После демобилизации в 1948 году вернулся в Мессажай. Женился на дочери доброго друга их семьи Зайтар, с которой потом родили и воспитали троих дочерей. Трудился на железной дороге водителем специализированной подвижной испытательной лаборатории, зачастую совмещая обязанности шофёра с работой испытателя высоковольтной аппаратуры. О нём как о передовике производства в своё время писала районная газета «Ленинский путь».
— Папа никогда не выставлял напоказ ни своё боевое прошлое, ни трудовые заслуги, — рассказывает Вера Ивановна. — Не требовал к себе повышенного внимания и особых благ. Телефон в нашем доме — и тот появился только благодаря хлопотам папиного друга.
А когда мы семьёй собиралась смотреть фильм о войне, папа всегда уходил в другую комнату, чтобы не видеть и не слышать с экрана взрывы, стрельбу и плач по убитым. Слишком много всего этого было в его жизни.
Идёт война за память…
Беседа с седовласым фронтовиком подошла к концу. Попрощавшись, Иван Сетракович надел наушники (проблемы со слухом — закономерное следствие контузии) и поспешил к телевизору, где вот-вот должна была начаться новостная программа.
— Надо послушать, что там в мире твориться, — поясняет он свою торопливость. — Столько вранья о Советском Союзе и о нашей Победе сейчас в эфире — ужас. Доходит до того, что фашисты и их приспешники были не такими и преступниками.
Я войну прошёл, в Польше в концлагере видел, что немцы оставили от заключённых — гору вилок и кучу золы от сожжённых тел… Многое видел, а хороших фашистов — никогда.
Лидия НИКОЛАЕВА
Это фото прошло с И.С. Сафарьяном через всю войну. На снимке мама нашего героя, Такуи, и его младшие сестра Вера и брат Сурен. На обороте выгоревшая от времени надпись: «Мама я буду мстить за наших братьев и друзей, пока бьётся моё сердце. Спокою не видать немецким гадам на нашей земле. Твой сын Сафарьян Иван.
Если погибну передать моим родителям это фото. 44 г. Моравия…»
