Среди историков и сегодня ведутся споры о событиях, предшествовавших гибели теплохода «Грузия» в Чёрном море летом 1942 года. Некоторые из специалистов полагают, что на судне, переоборудованном в начале войны под плавучий госпиталь и имевшем отличительные знаки «Красного Креста», в Севастополь могло доставляться кроме обычных боеприпасов химическое оружие, которое советское командование планировало применить в крайнем случае против вражеских войск при защите города. Немецкая разведка об этом могла знать, вот почему лётчики люфтваффе так яростно охотились за теплоходом.
Достоверность данных фактов не доказана. Точно известно, что Красная Армия химическое оружие в годы войны не применяла. В остальном пусть документальными данными занимаются знатоки истории. А у наших читателей благодаря архиву газеты есть возможность узнать о гибели легендарного транспорта из уст участника тех событий.
В 2002 году газета «Черноморье сегодня» опубликовала воспоминания ветерана Великой Отечественной войны, жителя посёлка Новомихайловского Михаила Измайлова. К сожалению, старого матроса уже нет среди живых, но его рассказ возвращает нас в далёкий 1942 год, к событиям, может быть, непосредственно не связанным с Туапсинской оборонительной операцией, но предшествовашим жестокой битве за Кавказ. К этому времени Туапсе уже стал городом, принявшим эвакуированных, оборудование, технику из сражающихся Одессы и Севастополя. Так, «Грузия» эвакуировала оборудование Севастопольского морского завода № 201 вместе с рабочими и их семьями ещё в ноябре 1941 года.
Михаил Измайлов:
«В начале войны мне довелось быть матросом второго класса на торговом теплоходе «Спартаковец». По молодости лет меня в армию ещё не брали, может, вообще не служил бы, если бы не случай.
Под новый 1942 год наши войска удачно высадили десант в Феодосию и Керчь. Туда прибыл с грузом и теплоход «Спартаковец», а утром 5 января немецкий самолёт разбомбил его прямо на причале. 9 января на пароходе «Курск» команда «Спартаковца» вернулась в Новороссийск.
Вскоре меня направили на теплоход «Грузия», который стоял на ремонте в Туапсе. Это судно военизировали. Я остался служить в качестве воспитанника в боцманской команде. В марте 1942 года, днём, когда я с другими матросами крепил швартовые, высоко над городом пролетел Ю-88, а вскоре со стороны моря на город полетели бомбардировщики. Справа от «Грузии» стоял «Островский», в который попала бомба. Корабль горел и кренился на правый борт, да так и лёг у причала.
До конца не отремонтированная «Грузия» спешно вышла в город Батуми. Там завершили ремонт, прошли ходовые испытания, и в конце апреля был взят курс на Севастополь. Хорошо помню, что к Севастополю мы подходили в первой половине дня, встречать нас вышли катера и истребители. Обнаружили «Грузию» и немцы, начался артиллерийский обстрел. Тогда наши катера проложили дымовую завесу, и мы зашли в бухту, где начали разгрузку. Я работал на кране и непосредственно принимал участие в разгрузке и эвакуации раненых. С наступлением темноты вышли из Севастополя и прибыли к вечеру следующего дня в Туапсе.
Затем было ещё два рейса под обстрелом противника, но «Грузии» везло.
В последний, четвёртый рейс, 11 июня мы вышли из Новороссийска. К вечеру следующего дня должны были прибыть в Севастополь, но этого не случилось.
12 июня, примерно в 13 часов, раздался сигнал боевой тревоги. Хотя был туман, самолёт-разведчик, очевидно, обнаружил нас по мачтам, а мы его не видели. Вскоре нас начали бомбить. Пять кораблей охранения «Грузии»: миноносец, тральщик, три сторожевых катера и наша корабельная артиллерия вели интенсивный огонь по противнику. Корабль, маневрируя, продолжал движение по курсу, но вражескому бомбардировщику удалось попасть в цель.
Я в это время был на кормовой батарее заряжающим. Корабль получил большие повреждения: левая машина сошла с фундамента, румпельное отделение затопило, руль заклинило, пятый и шестой трюмы затопило водой. Вода подходила уже к машинному отделению. Весь личный состав, кроме БЧ-2, боролся за жизнь корабля. На борту находилось 800 солдат, боеприпасы, продовольствие, новые стволы для береговой артиллерии. Миноносец подплыл близко к нам. Его командир, учитывая наше критическое положение, предложил вернуться на базу, но капитан «Грузии» Михаил Фокин отказался, зная, что в Севастополе нас очень ждут.
В скором времени восстановили левую машину, и корабль под обстрелом продолжил курс на Севастополь. На горизонте появились четыре самолёта-торпедоносца. Сколько было сброшено торпед, не считал, ибо мы только успевали маневрировать. Вместо того, чтобы прибыть в Севастополь вечером 12 июня, мы прибыли 13-го к восходу солнца. Плавучесть корабля была настолько слаба, что по палубе гуляла вода. Дымовая завеса, которую поставили севастопольцы к нашему приходу, расстаяла. В это время налетели немецкие самолёты, и бомбы одного пикировщика попали в корабль. Меня затянуло в румпельное отделение. С трудом выплыл, наглотавшись солёной воды. Видел, что многие члены команды погибли. Я был ранен осколком в голову. Лицо заливало кровью. Корабль тонул с большим креном на правый борт. Самолёты противника расстреливали из пулемётов пытавшихся спастись в воде солдат и матросов. Меня подобрал маленький рейдовый катер, там уже были и другие члены нашего экипажа.
В Севастополе я пробыл до конца месяца, а 29 июня прибыл в Туапсе, где меня зачислили в 143-й отдельный батальон морской пехоты».
Но на этом боевая история «Грузии» не закончилась. Оборона Севастополя крайне нуждалась в боеприпасах, и, несмотря на полное господство врага в воздухе, водолазам аварийно-спасательной и судоподъёмной службы флота было приказано поднять боеприпасы из затопленных трюмов «Грузии». За шесть дней было поднято 38 тонн боеприпаса, но немецкой авиацией были потоплены два водолазных бота, понтон, на который выгружались поднятые с грунта снаряды, от разрывов снарядов и авиабомб погибли восемь водолазов, контужены и ранены ещё несколько человек. Дальнейшие работы по подъёму боеприпасов были прекращены и возобновились только в 1947 году. В техническом отчёте по подъёму «Грузии», утверждённом 29 апреля 1950 года, отмечено, что корпус судна развален на две части. «Как будто огромным остро отточенным ножом судно аккуратно разрезало в поперечном направлении – без обычного в таких случаях полного раздробления корпуса на мелкие части – носовую, с трюмами № 1, 2, 3, и кормовую – с трюмами № 4 и № 5. Носовая часть находится на расстоянии 50 метров от кормовой части и лежит на грунте с креном на правый борт».
В 1948 году обе части «Грузии» подняли на понтонах и отбуксировали в безлюдную Казачью бухту, где на глубине 8 метров положили на грунт в ожидании решения их дальнейшей судьбы. Разгружать боезапас так и не решились.
В 1956 году к вопросу о затопленном транспорте вновь вернулись. На подводную разведку отправились водолазы. По результатам осмотров поднятых образцов специалисты сделала вывод: «…боеприпасы, находящиеся в трюмах и в других местах теплохода «Грузия», от 14-летнего воздействия морской воды пришли в негодность… но это не значит, что эти боеприпасы потеряли способность взрываться». Из этого следовало, что разрезать корпус судна электрокислородной резкой или дробить его взрывами нельзя. Был разработан проект второго подъёма «Грузии». В соответствии с ним следовало раскрепить, по возможности, оставшийся боезапас в носовых трюмах. Затем понтонами поднять три четверти мало повреждённого корпуса, вывезти его в открытое море и в официально обозначенном районе затопить на глубине 1200 метров.
Операция прошла в октябре 1960 года. Группа подрывников закрепила на стропах понтонов кольцевые кумулятивные заряды. Прогноз метеорологов на хорошую погоду не оправдался. Когда экспедиция прибыла в точку затопления носовой части «Грузии», до этого идеальная погода резко ухудшилась. Налетел внезапный грозовой шторм. Пошёл сильный дождь, потоки которого горизонтально летели и слепили людей. Волны сильно раскачали «Грузию» и с огромной силой били понтоны о её корпус. У спасателей возникли серьёзные опасения в успешном завершении операции. Но благодаря грамотному раскреплению все понтоны выдержали удары волн. Ни один строп не порвался и не перетёрся.
Начинались сумерки, волны не утихали, гром и молнии как будто замерли в небе над обречённым корпусом теплохода. Подрывная группа последний раз осмотрела судно и заряды. Корпус судна скрипел и стонал от ударов волн и резонировал от громовых раскатов. Понтоны болтало как игрушечные мячики. Раздался взрыв. Стропы, крепящие понтоны к «Грузии», были перебиты. «Получив свободу», понтоны отскочили в сторону, а носовая часть «Грузии» провалилась в сероводородный мрак Чёрного моря, за километровую отметку… Несколько десятков людей проводили взглядами в последний путь заслуженного труженика войны и одновременно братскую могилу сотен людей…
Накануне 70-летия Великой Победы водолазы-спасатели установили на корме «Грузии» мемориальную табличку. В память о жертвах катастрофы на дно Казачьей бухты также погрузили траурный венок. Вечная им память!
