В отличие от многих чернобыльских ликвидаторов Сергей Николаевич Овсянников очень хорошо понимал, 
что такое радиация, каковы её последствия и для местности, подвергшейся заражению, и для человека, получившего лишнюю дозу.
— Когда стало известно, что произошла авария, я стал ждать, что меня как офицера-«химика», скорее всего призовут, внутренне был готов к этому. Но вышло так, что понадобился я только в апреле 1989-го, — рассказывает Сергей Николаевич.
Срочную службу он проходил в ракетных войсках, во взводе химзащиты. Демобилизовался в 1970-м, а уже на следующий год был отправлен на трёхмесячные сборы, с которых вернулся младшим лейтенантом запаса.
Родной город Сергея Николаевича — Павлодар в Казахстане, оттуда он и был направлен в зону Чернобыльской АЭС в составе полка Среднеазиатского военного округа. Командовал взводом, уже в чине старшего лейтенанта.
— Мы находились на территории Белоруссии — Хойникский район Гомельской области. Располагались в бывшем пионерском лагере. От реактора это километров сорок, может быть, немного больше. Были среди наших «партизан» и русские, и казахи, и киргизы. Кто бульдозерист, кто тракторист, кто водитель грузового транспорта. Сам я в мирной жизни — техник-металлург.
Работали в 30-километровой зоне — проводили дезактивацию местности. Повседневная методичная работа, с той разницей, что вокруг тебя — смертельная опасность и твоё тело понемногу, но накапливает радиацию, которая рано или поздно даст о себе знать.
Там, в Белоруссии, неподалеку от ЧАЭС, Сергей Николаевич отметил своё 39-летие.
За полгода командировки довелось побывать и на самой атомной электростанции – собирали пробы. Реактор уже стоял забетонированный и никакого особого впечатления на нашего собеседника не произвёл: реактор и реактор.
— В моих документах написано, что я получил облучение в количестве 0,665 БЭР. Но кто их считал? Я думаю, раз в десять больше. После возвращения нам устроили лекцию, и профессор сказал такую вещь: «Сейчас вы не ощущаете никаких последствий облучения. Но они обязательно будут. Лет через десять». Так и вышло.
Здоровье начало давать сбои в конце 90-х. Сначала Сергей Николаевич получил III группу инвалидности, в 2005 году — II группу. В 2014-м — прошунтировался.
— Я выжил только благодаря своей жене. Мы вместе уже 55 лет. Она ещё со срочной армейской службы меня ждала. Очень хорошо знает, каково это – жить с радиоактивным мужем.
Жена Сергея Николаевича Екатерина Андреевна рассказывает:
— Конечно, боязно было отправлять его. Мы все следили за новостями, хорошо представляли, что там произошло. К тому же двое сыновей подрастало. Нас ещё, помню, так уговаривали: «Ой, да что вы переживаете?! Вашему мужу по основному месту работы будет идти средний заработок, плюс то, что он получит там. Проживёте, не волнуйтесь». Кто-то из наших знакомых уже съездил туда и благополучно вернулся. Да и казалось — всего-то каких-то полгода — это не так долго. Он иногда мне говорит: «Мы с тобой много где побывали, а в Белоруссии вдвоём так и не были. Может быть, съездим?» «Нет, — отвечаю, — только там нас и не хватало!»
В 2006-м семья перебралась в Туапсе, а до этого несколько лет жила на Кубани. Везде Сергей Николаевич встречал ветеранов Чернобыля, общался с ними. Сейчас время от времени супруги ездят в Казахстан навестить родственников. Поддерживают связь с прежними знакомыми, в том числе и чернобыльцами. Многие из них уже ушли из жизни, причём кто-то — в сравнительно молодом возрасте.
— Чернобыльцы из других мест немного завидуют мне, что я живу в Туапсе. У них нет такой сплочённости, как у туапсинцев. Ну, встретятся раз в год на митинге — и всё. У нас организация крепкая, общение более тесное.
На вопрос, если бы всё начать заново, поехал ли он в Чернобыль, Сергей Николаевич отвечает:
— Выбор у меня и тогда был. Но я был членом КПСС и считал так: Родине нужен — значит, поезжай. Поэтому если бы всё повторилось, скорее всего я снова командовал бы там взводом.
Владимир БЕЛЯЕВ
