С нашей землячкой, уроженкой Туапсе Светланой Светловой-Туриаре, читатели газеты «Черноморье сегодня» уже знакомы. Светлана Константиновна автор воспоминаний о своём родном дяде — капитане подводной лодки Георгии Константиновиче Светлове, в годы Великой Отечественной войны геройски погибшем в Балтийском море в боях с фашистами.
Светлана Светлова-Туриаре родилась в Туапсе. Здесь же провела детские годы, выпавшие на время Великой Отечественной войны. После закончила школу с золотой медалью и поступила на арабскую филологию восточного факультета Ленинградского государственного университета. После его окончания работала переводчиком в советской миссии в тогдашнем Йеменском королевстве, затем много лет жила на родине мужа в Сомали. Сейчас проживает в Болгарии, но связи с Родиной не теряет, публикуется в Болгарии в русскоязычных изданиях. Поделилась Светлана Константиновна своими воспоминаниями о встречах с интересными людьми и с нашей газетой.
Так, во время своей учёбы в ЛГУ Светлане посчастливилось познакомиться с жительницей блокадного Ленинграда, пережившей все ужасы войны: голод, бомбёжки, гибель родных.
Сейчас всё меньше остаётся в живых очевидцев той страшной трагедии, забыть о которых мы не вправе. Пусть письмо Светланы Светловой-Туриаре и её рассказ послужат делу сохранения памяти о мужестве и стойкости ленинградцев.
«Шёл 1955 год. Наша страна праздновала первое мирное десятилетие после грозной, опустошительной войны. Я была студенткой 2-го курса Ленинградского университета, кафедры арабской филологии. Утром 9 мая наш университет буйным многоголосым потоком с Университетской набережной через Дворцовый мост вылился на Дворцовую площадь, уже запруженную колоннами других демонстрантов. Из громкоговорителей неслись марши, песни, поздравления, призывы и обращения к ленинградцам, героическим жителям непоколебимого Города-Героя!
После возложения цветов на Марсовом поле демонстрация разлилась по улицам и набережным города, а я побежала в гости к Ольге Александровне, медсестре, которая лечила меня, когда я сломала на физкультуре ногу. Наше знакомство переросло в дружбу. Тогда мы, особенно студенты, жили очень скромно, без баловства вкусностями. А Ольга Александровна пекла по праздникам чудные пирожки и всякий раз давала мне ещё в дорогу «твоим девочкам в общежитии».
В тот праздничный день я особенно долго задержалась у неё. Мы сидели в её комнате в коммунальной квартире и она вспоминала про жизнь города во время блокады.
«А знаете, Светочка, 10 лет — немалый срок, — начала Ольга Александровна свой рассказ. — Вот и город уже почти восстановлен. Но раны от потери родных во время блокады не заживают, всё ещё кровоточат…
До войны вся эта квартира была нашей. В ней жили я с мужем, мама и сестра. Началась война, блокада, бомбёжки, голод… Особенно голод косил людей… Немцы разбомбили в самом начале войны Бабаевские склады с запасами продуктов для города: сгорели тысячи тонн муки, сахара, круп, печенья и других продуктов. Люди получали мизерные пайки по карточкам.
Первой от голода умерла мама, потом — муж и сестра. Из последних сил я волоком перетаскивала их в соседнюю комнату и оставляла там… Зима стояла исключительно суровая!
Наконец, собрав последние силы, я кое-как вышла на улицу, дождалась патрулей-добровольцев (они собирали и увозили трупы на санях и телегах) и сказала, что в квартире лежат трое моих умерших.
В пустой заледеневшей квартире я осталась совсем одна. Прежде, ожидая своего конца, хоть заходила в соседнюю комнату «своих повидать». Теперь не стало и их…
Помогало держаться радио. Я думала: пока радио говорит, значит, мы живы, значит, город жив. Но оно приносило много страшных вестей. Гитлеровцы находились уже в 14-ти километрах от центра города. Они были уверены, что ещё немного и будут в Ленинграде. Представляешь, Светочка, высшему военному руководству Вермахта уже были розданы пригласительные билеты на банкет в гостинице «Астория» по случаю взятия нашего города!
Но город превратился в неприступную крепость. Так сильна была наша жажда выстоять против фашистских злодейств. А их не описать! Когда увозили детей из Ленинграда в эвакуацию, то на вагонах рисовали красные кресты. Но, видя эти кресты, вражеская авиация разбомбила весь эшелон, а бегущих детей лётчики расстреливали с воздуха на бреющем полёте. Из двух тысяч детей в живых осталось лишь 18…
Фотохроника ТАСС.
И вот однажды радио разнесло по притихшему, почти умирающему городу удивительное, невероятное сообщение — в филармонии будет исполнена 7-я симфония Шостаковича, написанная им в блокадном Ленинграде. И я решила непременно туда пойти.
Трудно сказать, что я шла. Я плелась по Невскому, еле переставляя ноги, опираясь на стены домов и останавливаясь передохнуть, а, отдышавшись, плелась дальше. В том же направлении, к филармонии, тихонько двигались такие же, как я, горемыки.
«Да кто же будет исполнять эту симфонию? — думала я, — ведь артисты и все симфонические оркестры эвакуированы». Но оставался один — оркестр Радиокомитета.
Зал постепенно наполнялся народом. Я огляделась. Было много военных, инвалидов и вообще гражданских. Измождённые и уставшие от испытаний, здесь лица людей сияли. Слушатели занимали свои места почти бесшумно, они входили в концертный зал филармонии словно в храм — с каким-то благоговением и преклонением.
В зале становилось душно от спёртого дыхания голодных людей, но было спокойно, тихо и, что интересно, сирены молчали. Говорили, что командование отдало специальный приказ зенитчикам сделать всё возможное и невозможное, чтобы не пропустить ни один вражеский самолёт во время этого знаменательного концерта. Представляешь, Светочка, артиллерия защищала Симфонию?! *
Я смотрела на оркестрантов — они выглядели такими истощёнными и обессилевшими…Тогда мы не знали, что по поводу концерта каждый из них получил внеочередной паёк — дополнительную порцию супа из дрожжей…
Дирижёра, Элиасберга, почти внесли, так-как у него не было сил идти самому. Когда его поставили перед пультом, он покачнулся, зал ахнул и затаил дыхание… Но вот он подал знак оркестру и в зал полились звуки такой невероятной мощи, что все мы буквально застыли от изумления…
В них была драма жизни каждого из нас, драма нашего города и всего нашего народа. Кто сам этого не испытал, кто не был на том концерте, тот не может себе представить атмосферы зала с таким голодающим оркестром, с таким голодающим дирижёром и с такой голодающей публикой…
27-го января 1944-го блокада была полностью снята и отмечена салютом. Этот день мы назвали Ленинградским днём победы! После войны я подала заявление о том, что мне достаточно одной комнаты. Так наша квартира стала коммунальной. Ведь люди возвращались из эвакуации, а жить было негде. Вот поэтому у звонка в квартиру написано три фамилии и сколько звонков относится к каждой из них».
Было заметно, что от такого длинного рассказа о трагедиях блокады и от всего вновь пережитого Ольга Александровна очень устала. Я крепко обняла её, облитая слезами от невольных воспоминаний о бедах и моего родного города Туапсе, защищавшего путь к Чёрному морю, куда с таким остервенением рвалась немецкая армия, отрезанного от нашего тыла и тоже оказавшегося в блокаде. Как Ленинград, он тоже выстоял и остался несломленным.
В мае 2008 года моему родному Туапсе присвоено высокое звание «Город воинской славы». Я очень горжусь этим и верю, что подвиг защитников Туапсе, как и подвиг ленинградцев не померкнет никогда, и будет служить источником вдохновения и мужества для будущих поколений».
* Исполнение симфонии № 7 Дмитрия Шостаковича в день снятия блокады Ленинграда стало традицией. Прозвучит Ленинградская симфония в Санкт-Петербурге и сегодня.
